Действие первое


В сидячем шестиместном купе четверо. Двое мужчин у окна играют в шахматы. Третий читает газету. Ещё один мужчина, на угловом сиденье возле Филиппа, спит. Входит человек в шляпе. Все, кроме спящего, оборачиваются. За окном ливень.
Роман: Добрый день.
Все: Добрый. Здравствуйте.
Роман: (Константину) Извините, это моё место.
Константин: Ах, да… (начинает вставать)
Роман: Нет-нет. Что вы! Сидите.
Роман вешает куртку на крючок, закидывает вещи наверх, присаживается рядом с Константином напротив Филиппа.
Роман: Фу-ух. (утирает лоб) Ну и погодка. (помолчав) Кто выигрывает?
Глеб: (берёт пешку) Позиционная борьба.
Константин: (берёт пешку) Всегда проигрываю дебюты.
Глеб: Да брось.
Поезд трогается. Молча едут. Проводник заходит, проверяет билеты.
Проводник: Лотерейных билетиков не желаете? По сто рублей всего. Приз – семь
миллионов!
Глеб: Выигрывают?
Проводник: Да, вот на прошлой неделе женщина выиграла сто тысяч.
Роман: Дайте мне один.
Роман отдаёт деньги за билет. Филипп из-за газеты качает головой.
Проводник: Чай, бутербродики не желаете?
Филипп: Можно чай?
Проводник: С сахаром?
Филипп: Без.
Проводник: Бутерброд? Есть с сыром, с колбаской. Колбаска хорошая, свежая. Недорого.
Филипп: Нет, спасибо.
Роман: И мне.
Проводник: Чай?
Роман: Да, с сахаром. И, пожалуйста, с сыром бутерброд.
Проводник: Возьмите с колбасой, очень вкусные.
Роман: Хорошо, и с колбасой давайте.
Глеб: Кость, ходи.
Роман: Вас Константин зовут? Я так сына назвать хочу.
Проводник, взяв деньги, уходит. Константин снимает с рукава длинную нитку. Он
делает из неё петлю и надевает на шею пешке. Делает ход конём.
Константин: Шах. (Вешает пешку на нитке, скидывая её со стола, раз и другой)
Роман: Что вы делаете?
Константин: Что?
Роман: Ну, с пешкой. Вешаете её.
Филипп обращает внимание на это, после, прыснув, ныряет обратно за газету. Глеб
напряжён и уходит королём.
Константин: А что?
Роман: Да ничего. Просто… зачем это?
Константин: А что такого?
Глеб: Кость, прекрати.
Константин: Нет, что я такого сделал?
Глеб: Зачем людей нервируешь?
Константин: Чем это я нервирую?
Роман: Да что вы! Продолжайте. Я просто спросить…
Константин: (ходит слоном) Шах. (ещё раз вешает пешку)
Глеб: Костя, я же попросил.
Константин: Да что, чорт возьми, я такого сделал?
Роман: Просто ассоциации неприятные.
Константин: У вас кого-то повесили?
Роман: Нет.
Константин: Впечатлительны?
Роман: Ну, как сказать…
Константин: Неприятен вид смерти?
Роман: Да.
Входит проводник с чаем и билетами. Филипп откладывает газету.
Константин: Глеб, будешь чай?
Глеб: Ага. (защищает короля)
Константин: (проводнику) Ещё два чая.
Проводник берёт деньги и выходит.
Константин: Постойте. Скажите, а к нам ещё кто-то присоединится?
Проводник: Да, вроде должен кто-то.
Константин: Спасибо.
Проводник выходит.
Константин: (Роману) Вы вегетарианец?
Роман: Я? Нет.
Константин: А как же вы мясо едите? Животных же убивают.
Роман: Ну, так я не видел.
Глеб: Кость, отстань от человека.
Константин: Но вы же знаете, что их убивают?
Роман: (робко) Знаю, но…
Константин: То есть осознания вам мало?
Глеб: Ты будешь ходить или нет?
Константин: (ходит) Мат.
Роман: Я просто хотел сказать, что смерть – это страшно.
Глеб: Ещё будешь? Ты белыми.
Константин: А как бы вы отнеслись, если бы кто-то из нас вдруг умер?
Глеб: Будешь? Перестань до человека докапываться. (Роману) Вы его извините, он
сегодня не в настроении.
Роман: Да что вы…
Константин: Нý так? Как бы отнеслись к смерти вот в этом купе?
Роман: Я… я не знаю.
Филипп: Послушайте, отстаньте от него.
Глеб: Костя, давай в шахматы.
Константин: Не хочу.
Входит проводник с чаем. Все сидят и молча пьют чай. Роман не притрагивается к
бутербродам. Константин наливает в стакан из-под чая воду и запивает таблетку. За
окном пространная Русь с деревнями, буераками и нищетой.
Роман: (всем) Хотите бутерброды? У меня что-то аппетит пропал.
Глеб: Не откажусь. (берёт бутерброд с колбасой)
Константин: (всем) Не доеду до Москвы.
Глеб: (перестав жевать) Что? В смысле?
Константин: В прямом.
Роман: Сойдёте в Твери? Красивый город. У меня мать оттуда.
Глеб: (Константину) Ты о чём?
Константин: Я белыми, говоришь?
Пауза
Глеб: Нет, постой, что ты имел в виду?
Константин: Я просто сказал, что до Москвы я не доеду.
Глеб: А что ты – умрёшь что ли?
Константин: Угу. (ходит пешкой g2-g4) Ходи.
Глеб: Что это за начало?
Константин: Дебют Гроба.
Роман: Извините, мне послышалось или вы сказали…
Константин: Что умру. Да, я сказал.
Глеб: Что?!
Константин: (громко) Я решил покончить жизнь самоубийством.
Глеб: (с неподдельным удивлением) Что за бред?
Константин: (пожимает плечами) Это не бред. А моё обдуманное и осознанное решение.
Глеб: Что за чушь ты несёшь?!
Константин: Глеб, я, кажется, не давал поводов ставить под сомнение…
Глеб: Извини, но то, что ты сказал…
Роман: Вы что, серьёзно?
Константин: Вполне.
Филипп: Пфф. (ставит подстаканник на стол и исчезает за газетой)
Константин: Я сделаю это сегодня, в ближайшие (смотрит на запястье) четыре часа.
Глеб, ходи. Никаких выстрелов и верёвок. Никаких криков и луж крови. Всё будет тихо и
культурно.
Глеб: Ты шутишь?
Константин: Напротив. У меня с собой два грамма цианистого калия. Быстрая и
безболезненная смерть. Ходи.
Глеб: Да не хочу я играть! Нет, погоди, я ничего не понимаю.
Константин: Тут нечего понимать. Я просто так решил и всё.
Глеб: А как же Алла, дети?
Константин: Я уже всё уладил, её это не коснётся.
Глеб: Нет, ты этого не сделаешь.
Роман: Кгхм. Я, пожалуй, выйду.
Константин: (трогает его за рукав рукою) Нет, останьтесь. Прошу вас.
Филипп: Откройте дверь, душно.
Резко открывается дверь в купе.
Женщина с сальным ртом: У вас соли не будет?
Роман: Нет.
Не закрыв дверь, уходит. Слышно, как она врывается в соседнее купе с той же просьбой.
В купе воцаряется молчание.
Константин: Завещание я уже подписал у юриста. Уладил все финансовые дела. Кому
хотел позвонить – позвонил. Посмертная записка у меня во внутреннем кармане. Отдашь
её Алле со скорбным лицом…
Филипп: (перебивая) Зачем вы всё это тут затеяли?
Константин: А вы имеете что-то против?
Филипп: А по-вашему это как, нормально сидеть тут и говорить нам, что вы собираетесь
убить себя? Если бы вы это всерьёз, вы бы уже сделали дело, а не распространялись при
всех.
Константин: Вот как. Я ждал, что вы что-нибудь скажете. Кто вы по профессии?
Филипп: Это не имеет никакого отношения.
Константин: Судя по газете, вы увлекаетесь не то политикой, не то финансами.
Филипп: И что?
Константин: А то, что вы прагматичный и скучный тип.
Филипп: (покраснев) Я?!
Константин: Вы. Не хотите поиграть в игру?
Глеб: (неодобрительно) Ну, Костя…
Константин: Я ставлю на то, что до Москвы не доеду. Идёт?
Филипп: За кого вы меня держите?
Константин: Да что тут такого? Обычный вопрос жизни и смерти.
Глеб: Нет, я отказываюсь это понимать.
Филипп: Я вам не верю. Вы ничего не сделаете. Весь этот цирк ради развлечения.
Константин: Значит, не верите. (вытаскивает из пиджака футляр, открывает его и
демонстрирует всем) Это разбавленный в воде цианид калия. Одной такой дозы
достаточно, чтобы завалить лошадь. Я медик и, поверьте, тут без шуток.
Роман: (смотрит на шприц и закрывает лицо руками) Господи…
Глеб: Убери его. (смотрят с Константином друг другу в глаза; с напором) Убери, я
сказал.
Константин: Ну хорошо, хорошо. (Роману) Вы наверняка сейчас думаете, почему не
купили билет подешевле или хотя бы в другом вагоне? А что сами думаете об этом, обо
всём?
Роман, не отнимая от лица рук, мотает головой. Глеб достаёт фляжку.
Глеб: Отхлебните вот.
Константин: (Роману) Извините, что заставил вас переволноваться. Сколько вам лет?
Роман: Тридцать два.
Константин: Кем работаете?
Роман: У меня склад автозапчастей в Питере.
Константин: А в Москве?
Роман: Жена.
Константин: Ждёте ребёнка?
Роман: Сына.
Константин: Как назовёте?
Филипп: (Константину) И как вам не стыдно?
Константин: А за что мне должно быть стыдно?
Филипп: За всю эту комедию.
Константин: То есть мне должно быть стыдно, что поставил вас в известность о своих
намерениях?
Филипп: Именно.
Константин: Вот как. А когда вы идёте по улице и видите, как пьяный человек валяется
на тротуаре, ваше самолюбие это тоже трогает?
Глеб: Костя…
Филипп: Ни капли.
Константин: В чём же тогда разница? Разве что пьяница спивается медленно.
Филипп: Вот давайте без этого. Терпеть не могу, когда давят на совесть. Если решили
умереть, так не надо ввязывать в это других. Но я считаю, что всё это ложь.
Роман: Вы правда так думаете? А шприц?..
Филипп: Пфф. (вновь достаёт газету и делает вид, что читает)
Роман: Вы правда вот так можете? Раз и всё?
Константин: (улыбается) Глеб, ты как считаешь, могу я?
Глеб: (кивает Роману) Может.
Роман: А зачем?
Константин: (улыбается) Ну наконец-то. Первый нормальный вопрос. Я ради этого и
завёл разговор. Было интересно, что скажут незнакомые люди.
Филипп: Нет, это невозможно. (достаёт из пальто сигареты и выходит)
Константин: Вернётся. (Роману) Так что вы думаете?
Глеб: По-моему, это глупый разговор. Тебе это нужно обсуждать с близкими, а не с
незнакомцами.
Константин: Что ты со мной, как с маленьким? Прекрати. Я выгляжу эмоциональным?
Или похож на психа? Мы взрослые люди. Я могу отвечать за собственные поступки.
(смотрит на Романа) Ну так?
Роман: Я… я не знаю. Но вам не стоит этого делать. Я, честно говоря, и сам думал об
этом, но на это нужно много сил, да и всё как-то выправлялось. Неужели у вас всё так
плохо?
Константин: Нет.
Роман: Зачем же вы тогда хотите это сделать?
Константин: Потому что больше ничего нет.
Роман: В смысле?
Константин: Ну… пустота. Везде. Над нами, вокруг нас. Нет ничего реального, за что
можно было бы зацепиться. Сложилась такая ситуация, при которой нужно действовать, а
ты уже всё перепробовал.
Роман: Я вас не понимаю. А как же семья, дети?
Глеб: Да, как же Алла?
Константин: Дети уже взрослые, жена от меня устала. Нет, конечно, она будет слёзно
просить не делать этого, но в глубине души она этого хочет, я мерил её пульс, когда
рассказывал историю об овцах.
Роман: Что это за история?
Глеб: Я её слышал. Ты рассказывай, а я пойду, отнесу стаканы. (встаёт и зацепляет
пальцами подстаканники)
Константин: (окликает его) Глеб. Не звони ей. Я в любом случае не приеду.
Глеб сталкивается на выходе с Филиппом.
Константин: Я знал, что вы вернётесь.
Филипп: Не стоять же мне до Москвы в тамбуре!
Константин: Вам же наверняка интересно, чем это кончится.
Роман: Так что за история про овец?
Филипп: Овец?
Константин: Лет пять-шесть назад история была. Где-то на Кавказе, кажется. Полторы
тысячи овец дружно спрыгнули с обрыва. Овцы, которые прыгали в конце, выжили,
потому что гора трупов смягчала падение, но им всё равно не могли помочь.
Филипп: Я читал об этом.
Константин: Читали? Верите?
Филипп: Нет. Я вообще скептик до таких новостей. А это вы к чему?
Возвращается Глеб, на лице озабоченность.
Константин: Что, телефон не ловит?
Глеб: Не ловит.
Константин: Ещё час ловить не будет. (встаёт)
Глеб: Ты куда?
Константин: В туалет, а что?
Глеб: Я тебя не пущу.
Константин: То есть как это?
Глеб: Вот так. Мало ли, что ты там…
Константин: Да брось. Неужели ты думаешь, что я жил жизнь, чтобы покончить с собой в
вонючем поездном сортире?
Глеб: Я всё равно с тобой пойду.
Константин: Как хочешь.
Глеб с Константином уходят.
Роман: (протягивает руку) Роман.
Филипп: Филипп. (рукопожатие)
Роман: А вы не знаете, кто это?
Филипп: Он тут уже спал, когда я вошёл.
Роман: Мм. Может его разбудить?
Филипп: Зачем?
Роман: Как зачем? У него тоже, наверное, есть мнение на этот счёт.
Филипп: (подозрительно) На какой?
Роман: Ну… о самоубийстве.
Филипп: Ой, прекратите глупостями заниматься. Не прикончит он себя.
Роман: Почему вы так уверены?
Филипп: А вы думаете, зачем он тут всё это устроил?
Роман: Ему интересно наше мнение.
Филипп: Эк какой вы наивный! Он на нас эксперимент ставит: испугаемся мы
ответственности или нет.
Роман: (с искренним удивлением) Какой ответственности?
Филипп: Да за его смерть!
Роман: А я-то тут при чём?
Филипп: А вы ещё не понимаете? Если он тут себя отравит, на нас же первых подумают.
Потом затаскают по судам, следствие… Вам оно нужно?
Роман: (испугано) Мне? Нет. (шёпотом) Что же вы предлагаете?
Филипп: Пусть убивается в Москве. Ему-то какая разница где?
Роман долго сидит задумчив. Возвращаются Глеб и Константин.
Роман: Филипп, спросите.
Филипп: Что?
Роман: Ну, что вы у меня спросили последнее.
Филипп: А что я спросил?
Роман: Ну, о месте…
Филипп: Ах. Мне не интересно. (прячется за газету)
Роман: Извините, а почему вы решили совершить самоубийство именно здесь?
Глеб: Забудьте! Не будет никакого самоубийства.
Роман: (Константину; радостно, с облегчением) Вы передумали?
Константин: Нет. Это Глеб так решил.
Глеб: Я сказал, ты не будешь этого делать! Иначе я вызову полицию!
Константин: Ха. И что ты им скажешь?
Глеб: Попытка самоубийства.
Константин: Но я же ничего не делал.
Глеб: Все подтвердят, что ты собирался. (обращается к Филиппу) Ведь верно?
Филипп: (не опуская газеты) Послушайте, не ввязывайте меня в это.
Глеб: (Роману) Но вы же подтвердите?
Роман: (испуганно) О нет, я не хочу брать ответственности…
Константин: Вот видишь, никто не хочет выглядеть дураком.
Глеб: Да это же абсурд! Неужели вы дадите ему вот так умереть?
Константин: Да, Глеб, вот так и дадут.
Филипп: (опускает газету, складывает её вчетверо и швыряет на сидение) Да вы
прекратите или нет, наконец? Будьте мужчиной, выйдите на станции и сделайте дело там.
Или в Москве. Зачем нас-то в это впутывать?
Константин: Выходит, никто кроме меня не заинтересован в моей смерти. Это даже
хорошо. Одному неприятен вид смерти, просто страшно, другой не хочет брать
ответственности, а третий… Глеб, а ты вот, протестуя, думаешь больше о себе или обо
мне?
Глеб: Кость, да как ты…
Константин: Не перебивай. Ведь если я погибну, ты будешь жалеть в первую очередь
себя, а не меня. Так всегда бывает. Проект ты один не потянешь, друзей у тебя таких
больше нет. Не хочешь терпеть горечь утраты. Представляете, какое потрясение будет для
вас моя смерть.
Глеб: Ты эгоист!
Константин: Нет, это ты эгоист. А мне просто любопытно стало перед смертью на
настоящих людей посмотреть. (Филиппу) Как вас зовут?
Филипп: Филипп.
Константин: Константин. (протягивает руку, Филипп, подумав, жмёт) Ну как вам
рукопожатие почти покойника? (улыбается)
Роман: Оу…
Филипп: Вы на меня жути не нагоните.
Константин: А я и не пытаюсь. Интересно просто, насколько у вас толстая кожа.
Пауза
Константин: (абсолютно спокойно) Я, знаете, прежде чем принять такое решение,
рассмотрел все возможные варианты. То, что остановлюсь на ядах, я знал с самого начала.
Было интересно, как умирает человек. А как действуют яды, мне хорошо известно.
Вариант с пистолетом сразу отпадал, возникла бы куча проблем. Да и потом, бывали
случаи, когда после выстрела в висок несчастный ещё мучился около часа, а то и вовсе
выживал. Представляете, как нелепо я бы выглядел? Другой вариант – повешение. Не
менее отвратительное зрелище, чем мозги на стене, к тому же жалкое. Даже главных
нацистов вешали, а не расстреливали. Кроме того, я сразу решил, что окончу жизнь в
поезде, а с верёвкой это, мягко говоря, трудновыполнимо. Так что такой вариант меня
полностью не устраивал. Ну а выброситься из окна в поезде удастся разве что человеку,
болеющего анорексией. О том, чтобы утопиться в вагонном умывальнике я даже не
говорю, это просто смешно. Да и не каждому это по силам – утопиться. Рефлексы, знаете
ли, сильнее сознания. Так, изучив все возможные способы, я оставил предпочтение на
ядах.
Немая сцена. Поезд резко останавливается. Барабанит дождь. По вагону суетно
шагают люди.
Филипп: Вы извращенец.
Константин: Почему сразу извращенец? Вы же заботитесь о своей жизни. Почему бы не
позаботиться и о смерти?
Филипп: Вы извращенец.
Константин: Зато теперь у вас нет сомнений, что я настроен серьёзно.
Филипп: Чего же вы ждёте?
В углу купе, наконец, просыпается мужчина. Он трёт рукой измятое лицо, встаёт,
бросает «Здрасьте», выходит.
Константин: Вот чего я жду. (провожает выходящего взглядом) А интересно вам, что
происходит с человеком при отравлении?
Глеб: Костя, зачем ты это делаешь?
Константин: Два самых распространённых яда – это синильная кислота и цианистый
калий. Я остановился на втором. Сейчас объясню, почему.
Глеб: Костя, хватит.
Константин: (до этого спокойный, бьёт по столу; сдерживая себя, медленно) Заткнись.
И дай мне договорить.
Глеб выходит из купе. Поезд трогается.
Константин: Филипп, вам интересно? А вам, Роман?
Роман: Да, очень познавательно, но…
Константин: Ну, тогда я продолжу.
Роман: (испугано) Откуда вы знаете моё имя?
Константин: На билете прочитал. Так вот. Острые отравления синильной кислотой и
цианидами встречаются в двух формах – молниеносной и замедленной. Я расскажу только
о первой.
Возвращается Артём.
Артём: Лекторий?
Константин: Присаживайтесь.
Артём: Что-то случилось? Там мужчина кричит в телефон и машет руками.
Константин: Не принимайте близко к сердцу.
Филипп: (с издёвкой) Мы благодаря этому джентльмену все дружно сходим с ума!
Артём: А! Это интересно!
Константин: Так вот. При молниеносной смерти человек почти мгновенно теряет
сознание, а смерть наступает через пять-десять минут, может и раньше. Цианистый калий
попадает в желудок и взаимодействует там с соляной кислотой. В результате образуется
синильная кислота. В ходе химических реакций ткани перестают усваивать кислород, не
работает прямая блокировка гемоглобина, и клетки, фактически, задыхаются. Человек
начинает ртом хватать воздух, но это не спасает положения. Смерть происходит от
рефлекторной остановки сердца. Достаточно одного грамма синильной кислоты, чтобы
убить человека. И вот, что интересно: приняв дозу цианистого калия, ты не знаешь, на
сколько ещё тебя хватит: можно потерять сознание через десять секунд, а можно через
минуту. Тогда как синильная кислота убивает практически сразу. Удивительный факт, но
многие люди не чувствует запаха циановодорода, только неприятное ощущение в горле. У
него такой горький миндальный аромат.
Слышно только, как стучат колёса. Константин наливает в стакан из-под чая воду и
запивает таблетку.
Артём: Очень интересно! (прищурившись) Это вы по первому каналу передачу смотрели
про яды? Да? Я вас разгадал?
Константин: Вообще я медик.
Артём: Мм. Учёная степень. все дела, да?
Константин: Типа того.
Артём: Уважаю.
Глеб: (открывая дверь) Ты закончил? (отворачивается к окну)
Константин: Заходи.
Артём: Да, я Артём. (улыбается всем) С кем не знаком. (через минуту) Погода паршивая.
(ещё через минуту) До конца недели обещали. (замечает муху, пытается поймать,
безуспешно, все внимательно за ним наблюдают; Роману) Ловите её!
Роман: Кого?
Артём: Муху конечно же!
Роман: Где?
Артём: Да вот же!
Роман: Да нет здесь никакой мухи.
Артём: Как нет, если… А, действительно. Показалось, значит…(сидит поражённый)
Филипп: Послушайте, а вы, когда спали, совсем ничего не слышали?
Артём: (испугавшись) А?!
Филипп: Вы пока спали, ничего не слышали?
Артём: А что?
Филипп: Ну… слышали?
Артём: Что слышал?
Филипп: Чорт возьми! Да как мы разговаривали, слышали?
Артём: Ааа… Нет.
Филипп: Значит, вы не в курсе о чём тут шла речь.
Артём: (подозрительно) Вы на что намекаете?..
Филипп: Да нет. Я просто.
Артём: Ага. Знаю я вас.
Константин: Артём, как вы относитесь к смерти?
Артём: В смысле – к смерти?
Константин: В смысле конца жизни. Остановки жизнидеятельности.
Артём: Оу… (погрустнев) У меня в том году собака умерла. Ужасно.
Константин: Да я о человеческой смерти.
Роман: (шёпотом) Ужасно… ужасно.
Артём: А, о человеческой? Ну это как посмотреть. Вообще я спокойно.
Константин: А к самоубийству как?
Артём: К самоубийству? Да так же. Личное дело каждого.
Константин: Ну вот, скажем, я хочу покончить жизнь самоубийством. Что вы на это
ответите?
Артём: Валяйте!
Константин: Нет, вы не поняли. Вот прямо здесь. На этом самом месте, чорт возьми.
Артём: Да пожалуйста.
Константин: Вы серьёзно?
Артём: Ну а что? Ваше дело. Стреляться/не стреляться.
Глеб: (нарушая молчание; удивлённо) И что – вы бы даже ничего не предприняли?!
Артём: Почему же. Вызвал бы врача, что там ещё? Полицию нужно вызывать?
Глеб: (поправляя очки) То есть собаку вам было жалко, а человека нет?
Артём: Так то был мой Тобик! Я же с ним вот таким ещё играл, папа с работы принёс!
Там у них ещё работала тётя Лариса, толстомордая такая.
Константин: (хохочет) Браво! Браво!
Поезд останавливается.
Роман: Что это?
Глеб: Уловка какая-то…
Филипп: Может, Угловка?
Глеб: Не, там Г нет. Первых букв нет.
Филипп: Украли.
Артём: Да Окуловка это. Окуловка. Меня тут как-то высадили один раз…
Поезд трогается. В купе входит здоровенный мужик: «Добрый день». Закидывает вещи
наверх, садится в угол напротив Артёма. Роману приходится подвинуться. Мужик
достаёт из пакета термос огромных размеров, бутерброды в фольге, коробок соли,
варёные яйца.
Мужик: Чайкý?
Артём: Ой, мне, если можно.
Мужик: Можно, конечно. Куда лить-то?
Артём роется в карманах, достаёт рюмку, понимает, что та не подойдёт, произносит
«Я сейчас» и выбегает. Возвращается с пластиковым стаканчиком. Во время всей сцены
в купе полная тишина.
Артём: Во, хорош! Спасибо.
Мужик: Ещё кто желает?
Артём: Я – Артём. А вас как?
Мужик: Володя.
Артём: Очень приятно. (после паузы) Погода-то не сахар.
Владимир: Ага. Дерьмо.
Артём пьёт чай. Владимир вытаскивает из фольги бутерброды, чистит яйцо. Купе
наполняется запахами. Глеб безуспешно пытается открыть фортку. Ему помогает
Константин, и та поддаётся.
Глеб: Извините, а вы не могли бы больше здесь не чистить яйца?
Владимир: Воняет? Ладно, не буду. (разом проглатывает яйцо)
Сидят молча ещё с минуту.
Артём: (отхлёбывая чай, Константину) А вы это чего спрашивали-то про самоубийство?
Филипп: (после паузы) Да вот у нас тут человек собрался кончать с собой, и ждёт, что мы
его отговаривать будем. Не знаю: передумал/нет.
Артём: (с энтузиазмом) Что? Серьёзно? (задумавшись; Константину) А вы давно это?
Константин: Что?
Артём: Ну, собрались… с жизнь-то?

Константин: (ухмыляется) Давно.
Артём: (рассудительно) Значит, неспроста. То есть, обдуманно. Ааа… это вы про яды-то
не случайно, значит. Я считаю, что самоубийство – это дело достойное, не всякому по
силам. Если человек решился на такое дело, это говорит о его характере, о силе духа, если
хотите. Это я о… – как бы выразиться? – о рассудительном самоубийстве, а не об
эмоциональном, так сказать. И окончательно? Да? Значит, непременно надо кончать.
Владимир перестаёт жевать и замирает.
Константин: Вы правда так думаете?
Артём: Конечно! А на фига продолжать эту нервотрёпку? Если б у меня хватило духу, я
бы сам давно уже, а не это!.. (трясёт правой рукой, из рукава выпадает початая чекушка;
отхлёбывает; с горечью) Я вам даже завидую.
Владимир удивлённо наблюдает за беседующими, будто следит за настольным
теннисом.
Константин: А не хотите со мной?
Артём: С вами? Вы предлагаете покончить с жизнью, как будто закурить сигарету.
Константин: По большому счёту, разницы нет. Ну же, вы же хотели. Я знаю, одному
страшно.
Артём: (колеблется) Я не знаю, я…
Константин: А впрочем, у меня доза только на одного. Вот ведь незадача… Я, конечно
вам её не отдам.
Артём: (с радостью) Значит, в следующий раз.
Владимир: Ну ничего себе! (с возмущением, тряся бутербродом в руке) И я ещё его чаем
угощал! (громко) Посмотрите! Да после таких слов, знаете ли. Да после! (задыхается) Да
вас! Вас обоих! (останавливается, его посещает мысль) Вы что, меня разыгрываете? Я
видел, как это по телевизору.
Константин: (холодно) Да никто вас не разыгрывает. И прекратите шуметь. А если что
хотите сказать, так говорите спокойно.
Владимир: (осев) Скажите, как вы можете такое говорить? Да вообще в мыслях держать!
Да какое вы право имеете? Бог вам жизнь дал, ум там, таланты всякие. А вы так?
Константин: Я в бога не верю.
Артём: Бог дал – бог взял, всё правильно. (делает ещё глоток водки и занюхивает
рукавом)
Владимир: В Бога не верите? А в кого же вы верите?
Константин: Ни в кого.
Владимир: Как же так?
Константин: Что: каждый должен во что-то верить?
Владимир: Конечно. В Бога. Да как без веры жить-то?
Константин: (довольно) Хорошо.
Владимир: Вам хорошо? Вам, может быть, и хорошо. Вон какие зажиточные. Костюм,
наверно, один стоит как моя зарплата.
Филипп: А сколько у вас зарплата?
Владимир: Восемь тысяч. Я больше всех в деревне получаю.
Глеб: С такой зарплатой я бы тоже в бога поверил…
Владимир: Вы что тут – все неверующие? (Филиппу) А вы? Вы верите?
Филипп: Об этом нетактично спрашивать.
Роман: Я верю.
Владимир: Ну слава Богу! Хоть один! Вот и не удивительно, что все в петлю лезут. Это
чёрт вас путает.
Константин: По-вашему все, кто в бога не верит, обязательно лезет в петлю?
Владимир: Не все, конечно. Я не знаю. Но даже если не верите, оно пусть – не верите.
Только жизнь она откуда? От Бога жизнь. А вы – вы посягаете на права Бога.
Константин: Что вы имеете ввиду?
Владимир: А то, что только Бог имеет право отнимать жизнь. Он её даёт, он и отнимает.
Константин: Что за абсурд? Даже если ваш бог существует, это допустим. Всё равно: моя
жизнь – это моя жизнь! Я решаю: что с ней делать, как её жить. Если идти по вашей
логике, выходит, если я раздаю свои деньги – я сам у себя ворую? Я вор получаюсь? (с
горечью) Да ни на что я не посягаю. Я просто хочу кончить с собой.
Владимир: Всё у вас так складно получается… Но грех-то какой на душу брать. Ведь
самый тяжкий грех.
Константин: Если я не верю в бога, то и в ад не верю, и в рай. И в грехи тоже не верю.
Владимир: Вы не верите, а после смерти всё равно всем сосчитают. Да что я говорю! Я
обязан вас уговорить не делать этого!
Глеб: (тихо) Бесполезно.
Владимир: У вас, может, семьи нет, жить не для кого?
Глеб: (переходя на крик) Да всё у него есть! Семья, дети! Работа, машина. Всё! Он даже не
знает, зачем хочет это сделать!
Константин: Глеб! ты за меня не жил! Это раз. Я повторяю. Я взрослый человек и
отвечаю за свои действия. (тихо) Я больше не хочу жить, я хочу умереть. Сегодня. В этом
купе.
Артём: Правильно говорит.
Филипп: Зачем тогда весь этот балаган?
Константин: Да затем, чтобы вы, Филипп, узнали, какой вы есть на самом деле. Для того,
чтобы знали, сколько в вас сил, сколько совести.
Владимир: Вы какую-то чепуху мелете. Совсем с дубу рухнули? Вы же вроде не дурак.
Константин: (разозлившись) Владимир, посмотрите на меня, посмотрите. Я похож на
больного человека? Я просто устал. Вы же знаете, что такое усталость? Вы где, в поле
работаете?
Владимир: На заводе стекольном. Подрабатываю, да, трактористом.
Константин: Вот. Вы должны знать, что такое усталость. Когда больше нет сил, а ты
устаёшь дальше. Ты уже устаёшь уставать.
Глеб: Так возьми отпуск!
Константин: Нет, Глеб. Я не о той усталости говорю. Я… да куда тебе понять! Ты же
всему рад. Купил новую раковину – рад. Ребёнок в школу пошёл – рад. Жена изменила –
рад. Тошно! Тошно!
Роман: (со слезами на глазах) Я вас понимаю.
Владимир: Ну всё.
Выходит, возвращается с проводником.
Проводник: Что случилось?
Владимир: Вот он.
Проводник: Плохо? Это бывает. Иногда в замкнутом пространстве развивается
клаустрофобия. Причём даже у тех, кто никогда ничего такого не испытывал. Меньше чем
через час будет двадцатиминутная остановка в Бологое, выйдете, подышите. Окно
открыто? Ага. А пока старайтесь чаще в окно смотреть, помогает. И дверь не закрывайте.
Проводник уходит.
Константин: Закройте дверь. Сквозит.
Артём закрывает дверь.
Константин: (Владимиру) Вы что удумали? Решили, спаситель?
Владимир: Спаситель или нет, а убить себя я вам не дам.
Константин: А какое вы имеете право? Что, вы меня произвели на свет, или, может,
давали клятву оберегать меня? Какое вы имеете право на мою жизнь?
Владимир: Мы все друг за друга в ответе.
Константин: Да. Только если человек хочет решить свои проблемы, вы не имеете права
вмешиваться.
Владимир: Вы хотите совершить зло.
Константин: А по отношению к кому? К вам? (Филиппу) Или к вам? (Владимиру) Я себе
зло хочу причинить! Впрочем, это вы так называете – зло, может, для меня это благо,
избавление. Вы не думали об этом?
Владимир: Это вы сейчас так говорите. А перед смертью передумаете. Да поздно будет.
Вы за себя не отвечаете сейчас.
Константин: А кто за меня отвечает? Кто? (на Артёма) Он? (на Филиппа) Или он? Вон,
спросите у него, в ответе он за кого-нибудь кроме себя или нет? Знаете, что он вам
ответит? Что это глупый вопрос или что-то в этом роде. Вы один тут живёте по правде и
по вере. И я, знаете, я вас уважаю. Но я другой человек. Мы с вами разные.
Артём: Как говорится, в чужой монастырь…
Филипп: Так. Хватит. Вы кого из меня здесь лепите? Бесчувственное животное? У меня
тоже есть сердце. У меня две семьи, четыре ребёнка. Я еду от одной семье к другой. А в
прошлом году я вытащил грудного ребёнка из горящей квартиры. И, представьте себе,
мне за это не заплатили! Я даже не знал, что это были за люди. А что касается всей этой
ситуации, то мне кажется, что вы либо трус, либо неудавшийся актёр, либо просто
больны! Потому что настоящий мужик бы сделал дело тихо и без посторонних. Нет же!
Вы повели себя как баба! Вам нужно было вмешать в свои проблемы пятерых!
(показывает свою пухлую пятерню) И мне действительно всё равно: отравитесь вы или
нет. Меня это не касается. Меня интересует моя семья и мои дети. А для таких дураков,
как вы…
Константин: Спасибо за честность. Только вы забываете одну важную вещь. Мы сейчас
вместе. Мы едем в одном поезде, в одном вагоне. И всё бы ничего, но так уж сложилось,
что вы попали в одно купе со мной.
Филипп: Я просто встану и выйду.
Константин: Не выйдете.
Филипп: Почему это?
Константин: Потому, что вы только что кричали, что я трус и баба. Значит, себя таким не
считаете. Потому и не выйдете. Вам совесть не позволит. Теперь я точно знаю, что она у
вас есть. Мы вместе доедем до Москвы. Живые или мёртвые, но доедем.
Артём: Такое ощущение, что я попал в реалити-шоу.
Глеб: (устало) Костя, что ты хочешь, чтобы мы сделали?
Константин: Ах, вот как! Ты же знаешь, что ничего. А что ты готов сделать? Что вы все
готовы сделать? Уговоры, угрозы – это всё так… по-детски. Нет, давайте серьёзно.
(Роману) Вы готовы пожертвовать своей жизнью ради меня? Готовы?
Роман: (испуганно) Нет.
Константин: А почему? Почему должен умирать я, а не вы? Что, вы лучше меня что ли?
Я медик, учёный, химик, я ещё принесу пользу людям, в вы, кто вы такой? Продавец шин
и запчастей для старых иномарок? Вряд ли от вас будет больше пользы.
Роман: (смотря в пол) У меня сын родится.
Константин: Сын? У меня тоже дети. Но вы даже не знаете, родится ли он полноценным,
не знаете, кем вырастет. Может, он тоже захочет кончить жизнь самоубийством? А?
(достаёт шприц) Возьмёт вот так шприц и бау!
Артём: Ух ёпт!
Глеб: Твою мать, что ты творишь?!
Роман бросается на Константина с криком «Сволочь!», их разнимают. Филипп уводит
Романа умыться. Артём всю сцену сидит вжавшись в угол.
Артём: Твою ж силу…
Глеб: Ты совсем что ли охренел? Чего ты к нему пристал?
Константин: (подавленно) Не знаю.
Владимир: Вы к доктору обращались?
Константин: Я сам доктор.
Владимир: В вас бес вселился.
Константин: Тьфу ты.
Владимир: Я знаю, почему вы убиться хотите. Это вы не от силы убиться хотите, а от
слабости.
Константин: (поднимает взгляд) Расскажите.
Владимир: Вы снаружи сильный, а внутри слабый. Таким как вы нельзя доводить до
последней черты, а вы вот довели. И теперь сами не знаете, что с этим делать. Вы, может,
когда садились на этот поезд, и взаправду хотели убиться, только сейчас уже не так
уверены. У нас в деревне был один, Степан. Тоже мучился, отчего – не известно, говорил,
не знаю, как жить дальше. Один раз косой скосил всю картошку, а то облепиху срубил
ночью. И всё маялся, мать настрадалась, не могли на него управы найти. Так он себя
вилами проткнул. (наливает себе чай)
Глеб: И?
Владимир: И выжил, чего. Вилами разве убьёшься по-настоящему? Ну, он как оклемался,
мы его в церковь. А ему уже всё равно было. Только перед батюшкой рыдал, как
младенец. И всё.
Глеб: Что – всё?
Владимир: Ну что, вылечился. Правда уехали они с матерью в рай-центр, там что ли
работа подвернулась. Куда это они пропали? Пойду посмотрю.
Владимир выходит, Артём, уже пьяненький, тоже. Поезд останавливается. Глеб
вглядывается в Константина.
Константин: Ну, что ты на меня так смотришь? Скажи ещё, что мне в церковь надо.
Глеб: Да нет, конечно.
Константин: Глеб, я же не деревенский мужик. У меня же всё сложнее. Это молитвой не
лечится. Я уже больше года так. Я не могу больше. Ну что мне надо было? Киллера
нанять? Или тебя попросить?
Глеб: Терпеть надо, Костя, терпеть.
Константин: Ради чего?
Глеб: Ради… ради того, чтобы жить.
Константин: Как ты не понимаешь: мне всё равно жить или нет.
Глеб: Так живи! Живи! (мотает головой) Это обычный кризис.
Константин: (тихо) Холодно. Очень холодно.
Глеб: (в непонимании) Что?
Константин: Холодно.
Глеб закрывает окно.
Глеб: Зачем ты так с этим Романом? Он же… он же как ребёнок.
Константин: Не знаю.
Глеб: Ты не прав. Должен извиниться.
Константин: Не знаю. Стыдно.
Глеб: (держит Константина за рукав) Слышишь? Ты должен извиниться.
Константин: (кивает) Да. Надо. (смотрит в окно) Глупо всё это. А может, правду сказал
Филипп? Может, и правда, надо было зарезать себя, как собаку?
Глеб: Что ты говоришь?
Константин: В какой-нибудь питерской подворотне. Чтобы не нашли сразу.
Глеб: Да выбрось ты эту блажь. Никто никого убивать не будет, понятно? Кость, тебя
дома ждут. Небось, ужин приготовили.
Константин: (с вызовом) Ты звонил ей?
Глеб: Звонил.
Константин: Рассказал?
Глеб: Нет. Не смог.
Константин: Правильно…
Входит Артём. Поезд трогается.
Глеб: Ну, что? С ним всё в порядке?
Артём: Да, они там с Володей молятся.
Глеб: Молятся?
Артём: Да. Вслух. Прям в тамбуре.
Глеб: (удивлённо) И Филипп с ними?
Артём: Не, он курит. (Константину) Слушайте, я перед вами… восхищаюсь просто!
Знаете, что меня пугало всегда? Ну, когда я думал о самоубийстве. Что после смерти меня
назовут помешанным. Я и так пью. Подумают, я это в угаре сделал, не думая. А я
нормальный, я раньше картины писал. Верите?
Константин: Верю. Конечно, Верю.
Артём: Я же соображаю. А что от меня толку тут? Только матери житья не даю. Я зачем и
в Москву еду: чтобы от этого дела отвлечься.
В купе входят Филипп и Роман, садятся. Владимир стоит в дверях.
Владимир: Вас же Константин зовут? Выйдете?
Константин встаёт, идёт к двери, Филипп встаёт и схватывает его сзади за руки,
Роман держит ноги. Владимир закрывает дверь и вытаскивает футляр со шприцем из
кармана Константина и убирает в свой. Константина отпускают. Покрасневший, он
молча садится на своё место. Долгое время едут молча.
Константин: (переведя дыхание) Что вы за люди? Отнимаете последнее. Смерть – моё
последнее убежище, вы меня лишаете…
Филипп: (перебивает) Вы думаете, это мы только для вас делаем?
Константин: За кого же вы меня принимаете?!
Филипп: А откуда мы можем знать, что вы нас тут всех не перетравите?
Константин: Да я что виноват, что он на меня бросился?!
Глеб: Костя.
Константин: Да. Роман, извините меня. Я перегнул палку.
Филипп: Да не просто перегнули палку. Вы её сломали!
Роман: Не надо! Не надо меня защищать! Он, может, всё правильно сказал. Я неудачник.
Выгляжу жалко. Сопли…
Константин: Роман, это всё…
Роман: Не надо! Не хочу. Это какой-то ад. Всё это. Это замкнутое пространство. Духота.
Все эти разговоры только о смерти. Везде темнота одна. Невозможно…
Глеб: Холодно стало, я и закрыл…
Роман: Хочется больше умирать, чем жить. (Владимиру) И Бог ваш – не помог.
Владимир: Вы же говорили, что верующий.
Роман: А что – Бог только верующим помогает?
Артём: Вот – да!
Владимир: Нет не только.
Роман: Мне он не помог.
Филипп: (Константину) Ну, довольны?
Константин: Да что такое?! Я же не виноват, что у него плохо с психикой и, судя по
всему, фобии.
Владимир: Да как же вы не понимаете! Дело не в Романе, а в вас! Если бы вы верили…
Константин: Опять за старое.
Владимир: А вы думали, я отстану? Думали, дам вот так человеку просто взять и
умереть? Вы же неполноценный человек.
Константин: Неполноценный? Это как это вы определили?
Филипп: Да псих он!
Владимир: Разве здоровый духом и телом будет убиваться?
Константин: Послушайте, а Христос ваш – не самоубийца? Ведь он знал, что его убьют.
Разденут, унизят и убьют. Но он пошёл. Это был его выбор. Он знал, чорт возьми, что его
убьют и он пошёл на это. Так что же Христос не самоубийца?
Артём: (в восторге) Действительно!
Константин: Почему же самоубийство Христа – это поступок, а самоубийство простого
смертного – это грех?
Владимир: Это было не самоубийство, а самопожертвование!
Константин: Что за чушь?! Называйте это как хотите! Только вижу, нечего вам кроме
этого ответить!
Владимир: Вы зря с Богом боритесь.
Константин: Только не записывайте меня в богоборцы.
Владимир: Вас лечить надо.
Филипп: Вас судить за такое надо!
Константин: Даже греки и римляне не считали самоубийство преступлением. А вы
судить собираетесь. По каким законам?
Глеб: Я смотрю, ты основательно подготовился.
Константин: (Филиппу) А вот знаете, где за самоубийство наказывали? В концлагерях.
Убивали.
Роман: Я видел фотографии. Это ужасно.
Глеб: Давайте помолчим.
Филипп: Откройте окно. Душно.
Артём: Может в картишки? (никто не обращает внимания) Ну, как хотите. Начинает
играть сам с собой.
Начинается сильный ливень. Все смотрят в окно.
Глеб: Чая кто-нибудь хочет? Я схожу.
Владимир: (поднимая термос) Да я поделюсь.
Глеб: У меня нет кружки.
В дверь купе раздаётся сильный стук.
Голос: Это проводник! Откройте! Срочно!
Глеб открывает дверь.
Проводник: (взволнованно, со сбитым дыханием) Есть доктор? Там. В соседнем купе.
Человеку плохо. Что-то случилось. Сердце что ли.
Константин спешно встаёт и выходит за проводником, Глеб за ним. Все покидают купе.
Купе пустует долгое время. Может быть, минут десять.

Действие второе
Бубны

В купе все. Всё так же идёт дождь.
Артём: (Константину) А вы чувствуете запах миндаля?
Константин: Нет. Вот Глеб чувствует.
Артём: А я не знаю. Чувствую или нет. Это можно как-то проверить?
Константин: (в шутку) Попросите вот – шприц.
Владимир: (серьёзно) Мало вам приключений?
Входит проводник.
Проводник: Там пассажир. Которого вы спасли, хочет выразить благодарность. Он спросил…
Константин: Нет, пусть лежит. Только покой. Вы позаботились?..
Проводник: Да, врач уже там. Скорая будет ждать в Москве.
Константин: Нельзя до Москвы откладывать. Пусть на следующей же остановке
забирают.
Проводник: Да? А как же родные?
Константин: Вам нужен труп?
Проводник: Да. Это вы верно… Ах да! Вот. Вам передали.
Проводник ставит на стол бутылку водки и уходит. Филипп закрывает за проводником дверь на замок. Артём бережно берёт бутылку в руки.
Артём: Хорошая. Дорогая. (встряхивает, смотрит на пузырики) Да-а. Разопьём? Доктор,
можно? (Константин кивает – не против)
Филипп: Да после всего – не помешало бы.
Артём: (Роману с Владимиром) Вы как?
Глеб: Может не надо?
Владимир: Нет. Я чай.
Роман: Только чуть-чуть.
Артём: Ну, понятно – чуть-чуть. Доктор, вы будете?
Константин: Можно.
Артём: Я тогда за стаканчиками схожу. (выходит)
Владимир: Почему вы его спасли?
Константин: (устало) Глупый вопрос. Я же медик.
Владимир: А я думаю, в вас любовь проснулась.
Константин: Любовь?
Владимир: Да, к человеку.
Константин: Послушайте, я очень устал, чтобы спорить.
Глеб: Я отвечу. Константин не мог его не спасти. Я бы на его месте сделал то же самое.
Да любой. И не важно, в каком ты сам эмоциональном и моральном состоянии, ты обязан
помочь.
Филипп: А говорят, у нас докторов нет нормальных.
Возвращается Артём с белыми пластиковыми стаканчиками. Ставит на стол, и рядом –
свою рюмку.
Глеб: Так мы не практикуем уже.
Филипп: Ясно. Под снос?
Глеб: В смысле?
Филипп: Ну, вы окончательно?
Глеб: Нет. Мы наукой занимаемся.
Филипп: И как?
Глеб: Денег не дают. Так – копейки.
Артём: (уже разлив водку по стаканчикам) Вуаля. Прошу к столу.
Глеб: А почему рюмок пять.
Артём: А вы не будете?
Глеб: Нет. Я же, кажется, сказал.
Артём: А, ну ладно. Предлагаю тост! За нашего именин… тьфу! Доктора Константина…
извините, не знаю как по батьке. В общем, да!
Артём чокается со всеми. Все пьют по-разному. Константин быстро выпивает и
уходит взглядом в окно. Филипп громко выдыхает до и после. Роман пьёт как женщина –
маленькими глотками. Артём – с энтузиазмом, сначала свою, потом Глеба.
Артём: Фу-ух. Как Христос босичком по душе прошёлся!
Филипп: А на закусь у нас ничего нет?
Владимир: (достаёт бутерброд) Возьмите.
Филипп: Спасибо.
Роман: И мне – можно? Запить. (тянет руку к термосу)
Филипп: Да, хорошая водка.
Артём: Ещё по одной? (Филипп подставляет стаканчик) Константин?
Константин: Немного.
Артём: Роман?
Роман: Нет-нет.
Артём: Да ладно. Я капелюшку налью.
На этот раз пьют без тоста, но чокаясь. Далее пьют в разнобой, в основном Артём с
Филиппом, Константин больше не пьёт, Роман выпивает ещё две-три, все запивая.
Роман: Вы знаете, это удивительно, что то случилось!
Филипп: Что именно?
Роман: Ну, что человек в соседнем купе чуть не умер, а вы его спасли!
Константин: Что же в этом удивительного?
Роман: Ну, что это случилось тут!
Константин: Каждую минуту у кого-то случается сердечный приступ. Ничего
удивительного, что это случилось тут.
Роман: Но сколько я ездил в поездах, ничего такого не было.
Константин: Ну вот и случилось.
Артём: (Роману) Радуйтесь, что не с вами!
Глеб: Никто не застрахован.
Владимир: Да. Вот у нас один мужик с завода сидел за обедом ел суп. Иван Фёдорович.
Ну как обычно, у нас обед. Ну, все сидели, разговаривали, шутили там. А он подавился
костью и умер. Прям за столом. Представляете? Отец двоих детей.
Роман: Это ужасно.
Артём: Сейчас такой историей никого не удивишь.
Глеб: Смерть слепа.
Константин: Смерть едет в этом поезде.
Филипп: Ой, бросьте вы фигню молоть.
Константин: Нет. Серьёзно. Я по практике своей знаю.
Владимир: По какой практике?
Глеб: Ну что вы. По врачебной, конечно.
Константин: Если смерть пришла, кого-нибудь да заберёт с собой.
Артём: (уже навеселе) Ааа! Я знаю, к чему это вы клоните! Все уж и забыли, наверно,
зачем мы здесь собрались? Вы, как, совершать самоубивство-то будете или забыли? Ваше
здоровье! (пьёт)
Константин: (смеётся) Да, сейчас вот Владимир отдаст мне шприц и я буду готов. Вы,
главное, сигнал дайте.
Филипп: А мы уже Бологое проехали, да?
Глеб: Да уж давно.
Роман: Вы знаете. Вы знаете, я так рад, что провожу этот день в такой компании. Я
многое понял о себе. Это грустно, но это правда. Я когда вошёл в купе, думал, что будет
как обычно: ну разговоры о погоде, может, кто скажет о политике. А тут такое. Знаете, я
всем вам очень благодарен. Особенно вам, Константин. Как бы там ни было, а в чём-то вы
правы. Я немного пьян, но я понимаю, что говорю, вы не подумайте. Это всё очень много
для меня значит. Можно вам руку пожать?
Константин: Да можно, конечно.
Роман: Какие у вас руки! Как у пианиста!
Константин: (смеётся) Да какого же это пианиста!
Артём: А давайте в карты?
Константин: Во что?
Артём: В очко.
Константин: Давайте.
Артём: Кто-нибудь ещё будет?
Все отказываются. Артём раздаёт карты.
Константин: На что играем?
Артём: А вы на что хотите?
Константин: На смерть.
За окном гремит гроза.
Артём: На… смерть? Это если я проигрываю, то вы меня… убиваете?..
Константин: Да что я – убийца?! Если вы выигрываете, то я еду в Москву, если я
выигрываю, то решено.
Артём: (в сомнениях) Мм…
Константин: А что – вы не игрок?
Артём: Игрок.
Константин: Ну так уж сдана карта.
Артём: (кивает, выпивает ещё рюмку) Играем.
Константин: Туз и девятка. Двадцать. Теперь себе.
Артём метает. Выпадает пятёрка и шестёрка. Все замирают в ожидании. Артём
достаёт карту – туз бубен.
Константин раскатисто смеётся, и этот смех поневоле подхватывает Артём, а за ним
остальные. Вдруг Константину становится дурно, и смех обрывается.
Константин: Сердце. Ничего страшного. Ох. Не могу шевелиться. Филипп, помогите мне.
Филипп: Да.
Константин: Во внутреннем кармане, белая баночка.
Филипп: Во внутреннем? Слева-справа?
Константин: Скорее. Ищите.
Филипп: А. Нашёл. Держите.
Константин: Положите мне в рот две штуки и дайте запить.
Испуганный, Филипп кладёт таблетки в рот Константина. Тот проглатывает,
запивает водой и сразу же выпрямляется. На его лице различима тень улыбки.
Глеб: Почему ты не попросил меня?
Константин: Дурак.
Глеб: Что?!
Константин: Дурак, говорю. (смотрит на всех) Ну всё. Теперь я могу с чистой совестью.
Разменялся. Спасибо вам всем. С вами было нескучно умирать.
Начинает задыхаться, глотает ртом воздух. Минуты две корчится. Глеб встаёт и не
знает что делать, шепчет его имя. Поезд останавливается. Идёт дождь.

Действие второе
Пики

В купе все. Всё так же идёт дождь.
Артём: (Константину) А вы чувствуете запах миндаля?
Константин: Нет. Глеб чувствует.
Артём: А я не знаю: чувствую или нет. Как это проверить?
Константин: Радуйтесь.
Владимир: Можно вам руку пожать?
Константин: Ой, да бросьте, любой бы на моём месте...
Владимир: Мы-то все здесь потеряли рассудок, а вы с такой рассудительностью, с такой
холодной головой!
Константин: Значит, не всего меня чорт попутал?
Владимир: Знаете, такое ощущение, что передо мной был другой человек. Не вы.
Константин: Тогда это был не я.
Входит проводник.
Проводник: Там пассажир. Которого вы спасли. Хочет поблагодарить. Он спросил…
Константин: Не, пусть лежит. Ему только покой. Вы позаботились?..
Проводник: Да, врач уж там. Скорая будет в Твери ждать.
Константин: Это ближайшая?
Проводник: Да. Ой! Вот. Вам передали.
Проводник ставит бутылку на стол и выходит.
Артём: (загоревшись) Вот это да! Что скажете, доктор?
Константин: (устало) Отдайте её лучше проводнику. Ему нужнее. У него сегодня
тяжёлый день.
Владимир: Я отнесу. (выходит, Филипп за ним)
Роман: (Филиппу) Вы курить?
Филипп: Да. А что?
Роман: Можно с вами? (выходят вместе)
Артём: Он же вроде не курит.
Константин: (Артёму) Я бы мог попросить оставить нас на минуту? Нам нужно
поговорить.
Артём: Ой, да, конечно. Я сам хотел. (выходит)
Какое-то время смотрят друг на друга.
Константин: Глеб, я не знаю что делать.
Глеб: Ты о чём?
Константин: Выпил таблетку больше часа назад, она не действует.
Глеб: Какую таблетку?
Константин: Рицин. Две штуки.
Глеб: У тебя ещё что-то было?!
Константин: Он должен был подействовать ещё до этого… случая. Может это из-за чая с
сахаром. Я не знаю… Странно. Когда я там был, я думал, что вот сейчас умру и этот
мужчина со мною. Как его звали?
Глеб: Он не говорил вроде. Неужели эта ситуация на тебя никак не повлияла?
Константин: Это ничего не меняет. Даже наоборот. Смерть уже тут. Она едет в этом
поезде, в этом вагоне. Она просто ошиблась купе. Если б он умер, я бы себя винил.
Глеб: Ты же знаешь, ему в любом случае недолго осталось.
Константин: Не так-то часто в поездах умирают.
Глеб: А ты вот решил.
Константин: Потому и решил.
Возвращается Владимир, с ним Артём.
Владимир: Еле его нашёл.
Константин: Вы не знаете, как зовут того беднягу?
Владимир: Он не говорил. (Константину, с надеждой) Вы же передумали, да?
Возвращаются Филипп и Роман.
Глеб: (Роману) Вы же не курите.
Роман: (поднимает плечи) Бывает.
Константин: Кто-нибудь знает, как зовут того беднягу с сердцем?
Роман: Могу спросить.
Константин: Да я сам.
Владимир: Нет, сидите! Я схожу.
Константин: Как вам угодно…
Владимир выходит и тут же возвращается.
Владимир: (озадаченно) М-да… Вот же совпадение! Его как и вас зовут – Константин.
Константин: (про себя) И правда. Теперь ничего удивительного.
Владимир: В чём?
Константин: Да ни в чём. Хотите, я вам историю расскажу?
Филипп: Опять ваши истории.
Артём: А чего ещё делать-то? Ехать ещё часа четыре-три, не меньше.
Филипп: Но я не хочу ничего слушать.
Артём: А давайте проголосуем? А? Кто за?
Руку поднимает Артём, Роман, Константин.
Артём: Кто против?
Руку поднимает Глеб и Владимир.
Артём: (Филиппу) То есть вы воздержались?
Филипп: Я не играю в ваши глупые игры.
Артём: (играя в телеведущего) Подводим итоги голосования. Большинством голосов
было.
Константин: (устало, презрительно) Прекратите клоунничать. Кто не хочет – может
выйти. (смотрит на Глеба и Филиппа, но никто не выходит) Я много читал о
самоубийствах. Много ужасного, грустного. И о концлагерях много. Там бараки
специально так строили, чтоб никто не мог повеситься. И про Японию, когда в сорок
пятом около ста тысяч японцев сделали харакири. И о самосожжениях старообрядцев. И о
недавних самосожжениях в Тибете. Я искал ответа, почему люди совершают
самоубийства. Ответов было много, я искал универсального. Когда я изучал
средневековую хронику, я наткнулся на интересный факт. До XIV века вместо слова
«самоубийство» использовали слово «десперадо», то есть – отчаяние. Причина отчаяния
не имела значения. Это могло быть что угодно. Безвыходность. То есть ты перепробовал
все варианты и это последнее, что остаётся. Если ты не болен психическим
расстройством, то самоубийство вполне оправдано. Но люди-то вокруг не знают, какой
путь ты проделал. И по большому счёту, ты нужен им только живым, мёртвым ты никому
не нужен.
Есть одна история, она записана в хрониках. Где-то в XIII веке в Италии, или во
Франции. Столетний старик, купец, выпрыгнул из окна своего дома. Родные судились с
государством за наследство. Если это было самоубийство – имущество переходило
государству, если несчастный случай – родственникам. Никто не задавался вопросом, что
было на душе у того старика. Говорили, что он мог быть пьян или помешан, но никто не
спросил: что он думал? Потому что мысли – не аргументы. Мысли – это так.
Филипп: Что вы хотите этим сказать?
Константин: (перебарывая слёзы) Вы последние люди, с которыми я говорю. И хочу,
чтобы вы знали: я умираю, потому что мне ничего больше не остаётся. Я делаю это от
безысходности. Я не думаю, что никому не нужен. Напротив, во всех вас я вижу участие,
но это не то. (Пауза) Я хочу извиниться перед вами. Мне уже тяжело говорить.
Подступает к горлу. Выпустите меня. Выпустите. (встаёт, идёт к выходу, ноги
подкашиваются, падает)
Владимир: (Глебу, в панике) Что делать? (наклоняется к телу)
Глеб: Уже ничего. Зовите врача.
Владимир: Так вы врач!
Артём: Твою мать! Твою мать!
Глеб: Ему не помочь. Он выпил две таблетки рицина, уже давно.
Роман: (в шоке) Господи…
За окном гремит гроза. Стук в дверь.
Голос: Это я, Константин! Хотел поблагодарить доктора! Откройте!
В купе суета. Никто не знает что делать. Они переглядываются. Роман начинает
плакать, Владимир, закрывает ему рот рукой.
Глеб: (шёпотом) Дверь нельзя открывать. У него слабое сердце.
Филипп: (громко) У нас что-то дверь заклинило!
Голос: Давайте я позову проводника!
Филипп: Не надо, мы сами как-нибудь!
Голос: Ну тогда я через дверь. Доктор! Доктор, вы меня слышите? (Тишина) Доктор?
Глеб: Да, слышу!
Голос: Доктор, спасибо вам большое! Если бы не вы! Я так вам признателен! У меня дома
жена и двое детей ждут! Я только сейчас понял, как сильно их люблю и как им нужен!
Доктор, вы слышите?
Глеб: Да, да. Вам надо лечь.
Голос: Да, извините. Уже!
Владимир: Вроде ушёл.
Филипп: Сходите к проводнику.
Артём: (шёпотом) Твою мать!
Владимир выходит.
Филипп: (в растерянности) Что же теперь делать?
Глеб: Ждать.
Возвращается Владимир.
Владимир: Там проводник лежит у себя в зюзю пьяный.
Роман: Может, посадим его обратно? Как будто ничего не произошло.
Артём: Может, в карты?
Поезд останавливается. Тверь.
Филипп: Так, я пойду отсюда. Всем счастливо. (собирает вещи, уходит)
Роман: Тверь. У меня мать в Твери.
Глеб: Так выходите!
Роман: Что?
Глеб: Идите-идите! Мы скажем, что ему стало плохо после того, как вы сошли. Идите!
Владимир, помогите ему.
Владимир берёт вещи Романа. Выходят.
Глеб: У вас есть что-нибудь выпить?
Артём: Нет. Может, у проводника осталось?
Глеб: Посмотрите.
Владимир возвращается.
Глеб: Всё?
Владимир: Вон стоит как привидение. Я сказал, чтобы он матери позвонил. И ни слова об
этом.
Глеб: Давайте его положим. (поднимают и кладут на сидения) Вот так. (устало) Найдите
доктора.
Владимир выходит, входит Артём.
Артём: Ещё больше половины!
Глеб: Дайте. (пьёт залпом глотков шесть)
Артём: (достаёт рюмку, наливает) Помянем. (выпивает, наливает ещё, выпивает)
Сидят молча минут пять, смотрят на труп Константина.
Артём: (без эмоций) Давайте в карты?
Глеб: Давайте.
Молча играют в карты. Идёт дождь.

Действие второе
Червы

В купе все. Всё так же идёт дождь. Продолжительное молчание.
Артём: (Константину) А вы чувствуете запах миндаля?
Константин: Нет. Вот Глеб чувствует.
Артём: А я не знаю: чувствую я или нет.
Константин: Узнаете ещё.
Владимир: Как же вы его не спасли?
Константин: Я сделал всё, что мог. Его нельзя было спасти.
Владимир: Даже в больнице?
Константин: Вряд ли.
Филипп: Что с ним было?
Константин: Возможно, стеноз, но ничего не могу утверждать. Когда-то его сердце
должно было заглохнуть. Заглохло сегодня.
Владимир: Вы так спокойно об этом говорите, как будто у вас цветок завял.
Константин: Вы просто никогда не работали в больницах.
Входит проводник. Садится на краюшек между Романом и Владимиром.
Проводник: Я себе места не нахожу. У меня это впервые.
Артём: (наливает ему воды) Выпейте.
Проводник: (пьёт) До Твери ещё ехать сколько… Там его погрузят. А пока его ко мне
перенесли. Я смерть вообще не переношу.
Роман: (возбуждённо) Я когда его глаза увидел, у меня сердце в пятки ушло.
Владимир: (Константину) Он мучился?
Константин: Нет. Он умер как во сне. (щёлкает пальцем) Быстро.
Проводник: (в растерянности) Что же теперь делать?
Константин: Ничего не делать. Продолжайте работу. Всё забудется.
Проводник: Я пойду… Там начальник поезда…
Проводник уходит.
Глеб: Бедняга.
Константин: Оклемается.
Артём достаёт бутылку водки.
Артём: Слушайте, я думал, у меня не осталось, а вот же она! Будете?
Филипп: Да, после всего – не помешало бы.
Артём: (Роману с Владимиром) Вы как?
Глеб: Может не надо?
Владимир: Нет. Я чай.
Роман: Только чуть-чуть.
Артём: Ну, понятно – чуть-чуть. Доктор, вы будете?
Константин: Можно.
Артём: Я тогда за стаканчиками схожу. (выходит)
Владимир: (Константину) Признайтесь, вы его могли спасти?
Константин: (возносит очи к небесам) А вы?
Владимир: А что я?
Константин: Ну вы что сделали, чтобы его спасти?
Владимир: Я – ничего. А что я мог?
Константин: В том-то и дело, что ничего.
Владимир: Но вы-то врач!
Константин: А так всегда: спас – молодец, что спас. А если не спас – кто виноват? Врач!
Глеб, скажи уже.
Глеб: Что сказать? Правда это.
Возвращается Артём с белыми пластиковыми стаканчиками. Ставит на стол, и рядом –
свою рюмку. Разливает в полной тишине.
Глеб: А почему рюмок пять?
Артём: А вы не будете?
Глеб: Нет. Я же, кажется, сказал.
Артём: Значит я за вас помяну. Ну, не чокаясь.
Выпивают. Роман запивает чаем. Артём сразу наливает ещё. Выпивают в молчании.
Пьют бутылку и дальше до конца.
Константин: Как думаете, смерть может ошибаться?
Филипп: В смысле?
Константин: Ну, может забрать не того?
Владимир: Нет, конечно. Всем свой час.
Роман: А у меня… ощущение. Что она вот здесь, с нами сидит.
Владимир: Ой, да бросьте вы эту мистику. Нет никакой смерти.
Константин: Правда? Вы же видели, как человек умирал.
Владимир: Видел. И не раз видел.
Константин: И что же – смерти нет?
Владимир: Нет.
Константин: Я сейчас не про ту, что с косой. Я вообще про смерть.
Владимир: Я тоже.
Константин: То есть, мы бессмертные?
Владимир: В каком-то смысле.
Константин: Тогда ответьте мне на простой вопрос. Почему же тогда все боятся умереть?
Владимир: Не понимают.
Константин: Чего?
Владимир: Того, что смерть – это не страшно. Да и не смерть вовсе.
Константин: А что ж это?
Владимир: Переход в другой мир.
Константин: А, ясно. То есть смерть в саване и с косой – это мистика, а переход в другой
мир – нет? Да с кем я говорю?! Вы же помешаны на своей вере. У вас ничего своего нет,
вот вам и навязали истины.
Владимир: Это у вас ничего нет, вот вы и жить не хотите.
Константин: Принято. Только что ж делать, когда и правда ничего нет? У вас просто
глаза затуманены.
Филипп: Извините, что прерываю ваш дискурс. Но я тут читал, что есть три типа людей.
Те, кто видит лес, но не видит деревьев. Те, кто видит и лес и деревья. И те, кто вообще
ничего не видит, потому что ничего нет. (Константину) Вы, определённо, относитесь к
третьей категории.
Константин: А вы к какой?
Филипп: Я? Ко второй.
Константин: И что же вы так спокойно относитесь к вырубке?
Филипп: Вырубают больные деревья, а здоровые оставляют.
Константин: (едко) А дровосек не вы, случаем?
Филипп: Не я. Но и не вы.
Константин: Нет, конечно, я просто спросил. Мало ли.
Глеб: Ну хватит уже. Ссориться.
Роман: (уже пьяный) Никогда не забуду этот взгляд. Он же умер уже, а смотрел как
живой.
Артём: (с усмешкой) Напился!
Роман: (будто в забытьи) Ведь вот он: жил только что, а уже – всё. Как они там едут
сейчас? Ужас. Ведь там женщина с ребёнком.
Константин: Не хотите поменяться?
Роман: А?
Константин: Поменяться. С женщиной и ребёнком.
Роман: (смотрит испугано) Я… Я не могу.
Константин: Почему?
Глеб: Костя!
Роман: (тихо) Мне. Страшно. (начинает плакать)
Владимир: Ну, ну. Что-то вы расклеились.
Минуту молчат.
Константин: А знаете, что я, как врач, заметил? Смерть очень редко забирает одного. Ну,
если большое отделение. Ей удобней забрать сразу двух-трёх.
Владимир: Да что вы всё о смерти! В Бога не верить, а в смерть верить!
Константин: Зато я точно знаю, что она существует. И я с ней борюсь.
Филипп: Значит, боретесь?
Константин: Но не со своей. Раньше боролся.
За окном гремит гроза. У Романа истерика.
Роман: Я больше так не могу!
Глеб: Дайте ему воды.
Владимир: (протягивает бутылку) На, попейте.
Роман: (выбивает бутылку из рук Владимира, вода разливается на пол; кричит) Да не
хочу я воды! Господи, куда я попал! Вы только о смерти, да о смерти!..
Константин достаёт белую баночку с таблетками.
Филипп: Какой вы…
Роман: Какой?! Ну, какой? Говорите же!
Филипп: Впечатлительный.
Роман: Впечатлительный, да? Вы правда так считаете, да? Да у меня нервы расшатались в
этом дурдоме!
Константин: Хотите умереть?
Роман: Что?!
Константин: Может, вы хотите умереть? У меня есть… (он крутит в пальцах таблетку)
Роман выхватывает таблетку и проглатывает. Несколько секунд все сидят в шоке.
Глеб: (Константину) Что это было?! Что это было?!
Владимир: Плюйте, плюйте!
Артём: Твою мать! Твою мать!
Роман: Не буду! Это мой выбор! Я так хочу!
Глеб: (Константину) Ты убил человека!
Роман: Это не он! Это я! Это мой выбор!
Константин: (смеётся) Какой же вы дурак!
Роман: Это мой выбор!
Константин: (хохочет) Ну какие же вы!
Владимир: Что тут смешного?
Глеб: Ты сошёл с ума?!
Константин: Да это же была таблетка от сердца! (хохочет)
Все сидят в недоумении. Константин продолжает хохотать. Роман совершенно падает
духом, не знает что предпринять. Собирается выйти, Владимир его не пускает. Роман
пытается встать, но алкоголь мешает ему найти силы. Он падает на сиденье и сидит,
как в тумане.
Глеб: Это не смешно.
Константин: (смеётся) Вот потеха! Ну, пошумели и хватит! Вот же они, таблетки эти!
(достаёт другую баночку таблеток) Глотает одну.
Глеб: (в оцепенении) Что это было?
Константин: А вы не чувствуете запаха? (достаёт ещё таблетку и пальцем
раздавливает на столе)
Артём: Миндаль. Горький какой.
Глеб: Вытошни, вытошни!
Константин: Нет, Глеб. По правде, я уже не хочу умирать. Но что сделано, то сделано.
Филипп: Вы наконец-то сделали мужской поступок, но глупый.
Константин: (Артёму) Вы предлагали в карты? Давайте в очко, может успеем.
Артём суетится, ищет карты. Находит, мешает, раздаёт: червы и червы. Константин
начинает задыхаться. Остальные смотрят в онемении. Поезд останавливается. Идёт
дождь.

Действие второе
Трефы

В купе все. Всё так же идёт дождь. Продолжительное молчание.
Артём: (Константину) А вы чувствуете запах миндаля?
Константин: Нет. Глеб чувствует.
Артём: А я не знаю: чувствую или нет.
Константин: Вам и не надо знать.
Артём: Я могу отличить любую водку на вкус.
Филипп: Где-то я это слышал.
Артём: И портвейн тоже.
Пауза
Владимир: Вы ничего не могли сделать, да?
Константин: Когда я вошёл, он уже был мёртв.
Владимир: А откачать?
Константин: Откачать? Это только в фильмах бывает. Не тот случай.
Роман: (возбуждённо) Я когда его глаза увидел, у меня сердце в пятки ушло.
Входит проводник. Садится на краюшек между Романом и Владимиром.
Проводник: (отрешённо) Я себе места не нахожу. У меня это впервые.
Артём: (наливает ему воды) Выпейте.
Проводник: (пьёт) До Твери ещё ехать сколько… Там его погрузят. А пока его ко мне
перенесли.
Роман: А вы где?!
Проводник: То тут, то там. Такой шум. Никто не знает, что делать. Я сам. У нас один раз
было, что человеку дурно, ну, ему валокординчику накапали. А тут… До Твери ещё ехать
сколько… В общем, ужасно. Всегда боялся, что кто-то умрёт у меня. Каждый день
молюсь, чтобы всё хорошо было.
Владимир: А сегодня забыли?
Проводник: Нет. И я сегодня не забыл. Но видите как… Он там пил. О покойниках не
говорят плохо. Но за несколько часов на него две жалобы. Вижу, опять пришли: думаю:
ну, опять. Я же не могу человека ссадить? А по лицу вижу: что-то произошло. Ну, а потом
вы знаете. Смерть – это ужасно…
Глеб: Всё образумится как-нибудь.
Проводник: Да где уж… Я пойду. Там начальник поезда.
Проводник уходит.
Константин: Бедный человек.
Владимир: Вы ли это говорите?
Константин: А что я – зверь какой?
Все смотрят в окно. Филипп читает газету. Идёт дождь.
Артём: (Константину) А как вы относитесь к этому… ну, когда человека добровольно
убивают?
Константин: Умерщвляют.
Артём: Ну, умерщвляют.
Константин: Эвтаназия. Положительно отношусь. Вот Владимир со мной, конечно, не
согласится.
Владимир: Да это обычное самоубийство. Только легальное.
Филипп: Полгода назад я усыпил собаку. Она уже не жила, а мучилась. Что, я должен
был – смотреть, как она страдает?
Владимир: Давайте не будем мешать людей с животными.
Константин: Давайте сначала разберёмся: что такое жизнь? Я согласен: конечно, жизнь
это и радость и страдания. Но когда страдания, физические страдания превалируют над
всем остальным, какой смысл это терпеть? Тем более, если ты в бессознательном
состоянии.
Глеб: Шопенгауэр говорил, жизнь – это страдание.
Константин: Но он говорил о душевных страданиях.
Владимир: Да при чём здесь ваш Шопенгауэр? Жизнь – это благо, и всё, что нам
ниспосылается, мы должно преодолевать. Иначе это просто не честно.
Константин: Жизнь вообще несправедлива, вы не знали?
Владимир: Это не мне решать.
Константин: Вы-то уверены, что всё стерпите, да?
Владимир: На сколько хватит сил.
Роман: А я – за эвтаназию. Просто знаю, что если буду мучиться, не смогу.
Владимир: Говорите, что хотите, а это всё равно убийство.
Константин: Я не собираюсь вас переубеждать.
Роман: Я не хочу умирать.
Филипп: Это вы к чему?
Роман: Да просто.
Артём: А я верю в реинкарнацию.
Владимир: А я вообще в смерть не верю.
Константин: В каком-то смысле я с вами соглашусь. Ведь что такое смерть? Умирание на
клеточном уровне. Мы теряем оболочку. Но страдаем-то не телом.
Роман: Ливень такой сильный.
Глеб: Наверно, до Москвы будет.
Константин: До Москвы… Понимаете, ведь всё это глупости: самоубийство, эвтаназия.
Мы боремся с жизнью, виним бога за то, что мы не счастливы. Но кто говорил, что бог
должен заботиться о нашем счастье? Да, я не верю в него, но говорю это вам, потому что
вы верите, каждый во что-то верит.
Пауза
Я когда садился на этот поезд, я был уверен, что вы дадите мне повод для самоубийства. Я
был уверен, что смотря за окно: на всю эту нищету и голь и слушая вас, я пойму, как
ничтожна жизнь, как она глупа. Я думал, что поговорю с обыкновенными людьми, у
которых есть семьи и свои проблемы, и аргументы найдутся. Но я так и не нашёл
аргументов. То есть аргументов много, но ни один не оправдывает того, что я хотел
сделать. Самоубийце нужно оправдание. Потому что все самоубийства, если они
совершаются в рассудке, совершаются от отчаяния. Я уже давно отчаялся, но мне было
этого мало, я хотел всё для себя уяснить. Я искал оправдания и не находил. И так и не
нашёл. Но я не хочу ехать в Москву, не хочу смотреть вам в глаза. У меня есть что-то, что
я не могу сказать. Это замкнутый круг.
Гремит гроза, слышится громкий скрежет, освещение рябит. Свет полностью.
потухает. Раздаются крики.
Звук бьющегося сердца.
Следующая сцена: Константин сидит на траве. Сзади него на боку поезд. К нему
подбегает проводник.
Проводник: Вы живы?
Константин: Да. Что-то с ногой. Наверно, перелом. Что случилось?
Проводник: Я был в хвосте. Половина мертвых, кое-кого ещё не можем вытащить. Я
вернусь.
Константин осматривается по сторонам, видит лежащего Владимира, дотягивается
рукой, меряет пульс – мёртв. Вытаскивает из его кармана футляр. Рядом валяется
билет, который купил Роман у проводника.
Константин: (в пустоту) Наверно, выигрышный. Такие всегда выигрывают. Вот и повод.
(пока говорит, снимает пиджак, расстёгивает рубашку) Два года назад я делал
операцию на сердце девочке лет пятнадцати. Операция была долгая. Когда долго
оперируешь, руки наливаются свинцом, становятся неподъёмными. Я знал, что если
опустить руки, то всё. Я терпел, но не выдержал. Опустил, а когда поднял, уже не смог
продолжить. Девочка умерла. Конечно, никто ничего не узнал. Операция была очень
сложная. Но я мог её спасти, должен. (разрывает рукав и перевязывает руку выше локтя. В
этот раз в Питере увидел её мать. Я не подошёл. Мне было стыдно.
Достаёт шприц из футляра, сжимает кулак. Идёт дождь.
Конец